Андрей Ганин - Атаман А. И. Дутов
Училище, основанное в декабре 1867 г., в этот период считалось образцовым. В официальном отчете об осмотре училища летом 1909 г. сообщалось: «В Оренбургском казачьем юнкерском училище дело конного обучения поставлено правильно, и юнкера хорошо подготовлены в этом главном деле их будущей службы. Основной недостаток юнкеров – отсутствие выправки и известного щегольства в приемах и движениях, которое должно отличать офицера от рядового казака (подчеркнуто карандашом в тексте. – А. Г.). Причины этому те же, что и в Новочеркасском казачьем юнкерском училище: малая культурность класса, поставляющего юнкеров в училище, широкая учебная программа, отнимающая много сил и времени; в училище проходится английский язык, и, по отзывам начальника училища, с большим успехом. Если юнкера выигрывают в сравнении с юнкерами Новочеркасского училища, то исключительно благодаря энергии начальника Оренбургского училища и отчасти недурному составу офицеров…»219. В 1910 г. училище было приравнено в правах к военному и стало называться Оренбургским казачьим училищем. По штату в этом учебном заведении должно было обучаться 120 юнкеров, причем только 36 из них представляли Оренбургское войско, остальные были выходцами из других казачьих войск, за исключением Донского, имевшего свое училище в Новочеркасске. Срок обучения составлял три года220.
Среди подопечных Дутова были портупей-юнкер Ф.И. Елисеев (окончил училище в 1913 г.), создавший позднее монументальный свод воспоминаний о кубанском казачестве периода Первой мировой и Гражданской войн, и юнкер Г.М. Семенов (окончил училище в 1911 г.), впоследствии атаман Забайкальского казачьего войска. Уже находясь в эмиграции, последний с ностальгией писал об училищных годах: «Постановка военного воспитания и образования в военных училищах старой Императорской России была настолько хороша, что, по справедливости, она может служить образчиком и на будущее время, когда Россия освободится от оков коминтерна и станет прежней благоденствующей страной, под сенью которой находили приют и благополучие все народы ее населяющие… Начальником Оренбургского казачьего училища в мое время был терский казак, Генерального штаба генерал-майор Слесарев221. По своему образованию, знанию и любви к порученному ему делу это был выдающийся офицер, который пользовался большим уважением и любовью своих питомцев. Инспектором классов был ученый артиллерист, окончивший Михайловскую артиллерийскую академию, полковник Михайлов, а его помощником – войсковой старшина Дутов, впоследствии Войсковой атаман Оренбургского казачьего войска и известный деятель Белого движения. Грозой юнкеров был преподаватель математики, артиллерийский подполковник и академик Дмитрий Владимирович Нарбут – строгий педагог, исключительных знаний и дарований. Командовал сотней юнкеров Терец, Войсковой старшина Бочаров. Он также окончил Академию Генерального штаба, и потому, помимо руководства чисто строевой подготовкой юнкеров, он вел также курс военной администрации. Тактику нам читал Генерального штаба подполковник [А.А.?] Веселаго, талантливый лектор и веселый в компании человек. Помимо внедрения в наши головы чисто научных истин он, при случае, руководил нашим светским образованием. Воспоминания об училище уносят в даль былого величия и благополучия нашей родины и вселяют уверенность в неизбежность ее возрождения»222.
Ф.И. Елисеев также в годы эмиграции вспоминал о своем пребывании в училище и деятельности в нем Дутова:
«В течение моего трехлетнего пребывания в Оренбургском военном училище – он был помощником инспектора классов и преподавателем тактики, топографии и конно-саперного дела.
Среднего роста, со спокойным, слегка одутловатым лицом, как будто с примесью татаро-монгольской крови, с плавными движениями, чуть склонный к полноте, есаул самого обыкновенного внешнего вида, он совершенно не производил впечатления – ни «выдающегося», ни даже «строевого» казачьего офицера.
Молчалив, спокоен, скуп на слова – он был скромен, а как лектор краток и точен, словно математик.
При входе его в класс отчетливая юнкерская команда «Встать! Смирно!» будто смущала его. Мягко улыбнувшись и скромно поздоровавшись: «Здравствуйте, господа!», он немедленно приступал к своей лекции.
Он не любил многословия в ответах и всегда молча слушал юнкера.
Всегда одинаково ровный и неторопливый и с юнкерами, и с офицерами, и со своими начальниками, он подкупал нас этим, выявляя себя офицером авторитетным, независимым.
Он был бессменным ктитором училищной церкви, заботливым об этой святыне и таким скромным при отправлении этих своих обязанностей, что мы – церковный хор юнкеров, подчиненный ему, – мало чувствовали в нем своего начальника, а скорее – старшего товарища.
Традиционные училищные вечера-балы, происходившие неизменно под его руководством, шли так же дружно и сердечно, без всякого применения воинской дисциплины, но словно «по-семейному», как это бывает у отца со своими взрослыми сыновьями.
И никогда и ни в чем у него не было ни повышенного тона, ни «цукания». А если что надо было серьезное – он терпеливо расскажет, покажет, переспросит непонимающего и повторит вновь.
Всякое его распоряжение – было свято для юнкеров.
В юнкерских лагерях он проходил с нами практический курс конно-саперного дела. Рвали пироксилиновыми шашками все то, что потребовалось бы на войне. И как мы восхищались, когда в реке, после взрыва фугасов, на поверхности воды появилась в большом количестве оглушенная рыба, плававшая на боку, и когда он с нами на лодке быстро бросался вперед и круто свесившись через борт, с неподдельным юношеским задором и веселием, хватал ее руками, весь заплескиваясь водой. Он тогда был среди нас самым обыкновенным человеком.
Летом, в трехнедельном походе по станицам Оренбургских казаков, его часто можно было встретить на улице запросто разговаривающим со стариками и казачками. И тогда «юнкерское отчетливое козыряние», видимо, стесняло его.
«Атаман Дутов умел хорошо говорить с казаками», – обмолвился о нем в своей книге «Оренбургское Казачье Войско в борьбе с большевиками» генерал Акулинин223.
Всегда запросто одетый в обыкновенный офицерский китель и бриджи с голубыми войсковыми лампасами, он не производил впечатления «ученого офицера» и меньше всего будущего Казачьего вождя – Атамана! Такова натура всех скромных и благородных людей»224.
Свидетельство Елисеева еще раз демонстрирует отсутствие в Дутове задатков будущего вождя и простоту его образа жизни в период службы в училище.
